Рассказы нелегала об Италии: часть четвертая

Часть первая тут

Часть вторая тут

Часть третья здесь

Глава 7. Трудовыебудни

Косвенный доход

Общий доход от работы — это не только зарплата. Кое-где зарплата составляет только часть дохода. Хороший пример — бармен. Его оклад может быть 110 евро в неделю, а чаевые могут доходить до полтинника. Вот ещё один пример: уход за больными стариками. Зачастую хозяева кроме зарплаты дают сиделкам-смотрелкам деньги на питание подопечного. Знакомой давали в месяц на дедовы харчи 300 евро. Как и подобает хорошей хозяйке, она умудрялась за 150 евро накормить и себя, и деда. Оставшиеся полторы сотни клала в карман. Кому они лишние?

Скажу за себя. Я на последней работе за жильё не платил. Ночевал в мастерской, на раскладушке, между швейными машинками. На дворе — лето, пекло, а в мастерской прохладно и чисто, почему не сэкономить? Чистоту обеспечивал сам — ежедневно в конце рабочего дня подметал и мыл пол. Шеф за уборку платил, так почему не сделать себе чистое лежбище? Жить в мастерской удобно. После работы не надо добираться до дома, равно как и утром нет нужды тратить время на дорогу к работе.

Как добраться до мастерской к пяти утра? Пешком? На мотороллере? А если остановит полиция, а я — без документов? И во сколько надо проснуться, чтобы в пять быть на работе? Душ — в мастерской. Стиралка-автомат в квартире шефа всегда в моём распоряжении. Главное — я жил один! Без сожителей-небожителей, без котов, собак, и нескончаемого потока незваных гостей, любящих засиживаться до двух-трёх ночи. Что ещё надо для счастья? Не возиться у плиты со жратвой.

Еду я себе не готовил. Обед готовила жена шефа на мужа и меня. Порции такие, что желудок стонал. Я почти всегда оставлял в тарелке четверть. Что интересно, меньше накладывать не стали. Ужин опять же готовила жена шефа. Ужин не менее плотный, чем обед. Как только ужин был готов, жена шефа звала меня с балкона (так, что слышала вся округа), и спускала тарелки с балкона на верёвке в плетёной корзинке. Каждый раз предупреждала, чтобы не ожёгся, ибо горячее, и желала приятного аппетита. С завтраком вышел облом. Завтракают неаполитанцы напёрстком кофе и корнетом (булочка с начинкой, обычно шоколадной). Мой шеф ограничивался одним кофе. Предлагал кофе и мне, но на голодный желудок пить «каффе наполитано» — надо свой желудок люто ненавидеть.

Завтракал я бутером с сыром и печеньем с мёдом. Запивал минералкой. Поначалу не хватало, но потом привык, и даже урезал утреннюю порцию печенья.

Я тратил в неделю 10-15 евро на яблоки, шоколад, сырок, хлеб, печенье и мёд. Когда жил в других местах, то на еду уходило около сотни в месяц, при этом ни шоколада, ни конфет я себе не позволял. Тут же я ел от пуза, а о качестве еды речь не шла — приготовить так вкусно, как жена шефа, я бы не смог. При этом завтрак-обед-ужин я не готовил. То есть время на готовку не тратил, а использовал его на работу, т.е. на прибавку к зарплате.

Экономия за месяц: не меньше 250 евро за отдельное жильё (плюс газ и свет — 20-30 евро), плюс экономия на еде — минимум полтинник. Затраты на транспорт (дорога на работу и обратно) — больше семидесяти евро. Итого я экономил в месяц примерно четыре сотни евро. На мой взгляд, это круто.

Первая работа

Свою первую работу я ждал три недели. Не ждал в буквальном смысле — сидя на диване, сложа руки. Искал, спрашивал, ходил по «биржам», звонил, упрашивал. Работа пришла оттуда, где, по моему убеждению, искать работу — скорее сопьёшься. Работу мне подкинули в баре. За три недели поисков работы я познакомился с кучей барменов, продавцов, строителей, нянек, уборщиц. Всем оставлял телефон.

Без мобилки искать работу проблематично. Вакансиями не разбрасываются. Не будет у человека номера телефона твоего — работу он подкинет тому, чей телефон у него есть. Ждать, пока ты соизволишь нарисоваться на горизонте, будут в двух случаях: работа для узкого специалиста и та, на которую идти не хотят.

Мне достался случай номер два. Назвать то, чем я заработал первую сотню евро словом «работа» язык не поворачивается — уж больно занятие попалось лёгкое. Знакомая барменша предложила мне зайти в соседний магазин, где торгуют детской одеждой — мол, хозяин ищет работника на полчаса в день. Я тоже смеялся. Оказалось, что собственно работы было ещё меньше — пять минут в день. Что за работа? По вечерам раздавать рекламные листовки. Шеф отвозит меня к церкви, я раздаю листовки, и получаю за каждый сеанс пятёрку. Я согласился.

Работы у меня нет, и не предвидится, так почему бы не получить пятёрку? В пять евро на тот момент мне обходилось дневное питание. Пока доходы на нуле, надо хоть как-то компенсировать затраты. К тому же пятёрку заработать на мытье лестниц — это вкалывать в поте лица целый час, а то и больше. На листовках я получал пять евро за пять минут чистой работы. Тариф фантастический.

Компьютерный маэстро

Через пару дней после начала работы я заметил на столе шефа упаковки с новыми картриджами. Шеф распечатывал рекламные листовки на струйном принтере, а краска в принтере не вечная. Я поинтересовался, насколько накладно распечатывать листовки — шеф закатил глаза к небу. Картриджи дорогие, а краска в них кончается очень быстро. Я в принтерах немного рублю, потому попросил разрешения взглянуть на больного. Принтер оказался в порядке, а вот настроен он был на маниакальное качество фотоотпечатка — постарался сын шефа. С такими настройками принтер льёт чернила как из брандспойта, а цена новых картриджей далеко не две копейки. В итоге рекламные листовки выходили шефу чуть дешевле золота.

Я включил в драйвере принтера качество средней паршивости, и распечатал одну листовку в средне-паршивом качестве. Затем взял листовку шефа в суперкачестве, и положил обе бумажки рядом. Шеф изучал отпечатки минуту, потом позвал жену, они посовещались и решили, что качества моего отпечатка для их целей — с тремя головами. Итог: шеф стал покупать картриджи вдвое реже. После этого шеф у всех знакомых спрашивал, нет ли у кого для меня — компьютерного маэстро — рабочего места. Реклама получилась отменная. Жаль, но тёплым местечком рядом с компьютером я так и не обзавёлся.

Помимо зарплаты

После раздачи листовок шеф тащил меня в бар и угощал кофе и булкой. От кофе я отказывался, а булка мне нравилась — пресное тесто с кусочками соленого мяса. Говорят, фирменный неаполитанский рецепт. Другими словами, к пятёрке зарплаты добавлялись полтора евро за булку. После истории с принтером выезд на раздачу листовок заканчивался походом в бар и испитием уже не кофе, а бокала пива с «колбасной булкой из Неаполя» или пиццей. Размеры булки — с мой желудок. Да плюс пол-литра пива. Ужин я не готовил — куда ж столько влезет? Опять же, получился косвенный доход.

Кроме того, я распечатал себе у шефа цветную копию загранпаспорта (чтоб не таскать с собой паспорт), на чём сэкономил ещё один евро. Вдобавок у шефа был выход в интернет, и я регулярно проверял свой электронный почтовый ящик, не забывая пробежаться по новостным сайтам. Иначе говоря, пятьдесят центов за каждый сеанс оставались в моём кармане, а не в кассе точки доступа к интернету. Таких выходов в сеть набралось ещё на пять-шесть евро.

Напоследок шеф повёл меня в магазин своего кузена, торгующего дешёвой одеждой, и предложил на выбор ветровку. Я отнекивался до последнего, однако шефа не переубедил. Моя куртка жене шефа показалась слишком тонкой, и она настояла на покупке мне куртки потеплее.

 К ветровке в процессе моих отнекиваний добавилась теплая трикотажная куртка. За всё про всё шеф заплатил четвертак. Вроде бы дешёвка, а ношу уже год, и как новое. Итог: зарплата мизерная (если считать за день), зато куча мелких приятностей.

Реклама у входа в церковь

В Италии, как известно, бал правит церковь католическая. Прежде, чем продолжить, оговорюсь: я в религиях разбираюсь не шибко, потому теологов попрошу гнилые помидоры убрать.

Так вот, в церквях Неаполя есть некий обряд, пройти который должен ребёнок каждого католика. На мой взгляд, обряд похож на некое посвящение в религию. Сколько я ни спрашивал у шефа и других неаполитанцев, вразумительного объяснения, зачем обряд нужен, не получил.

Обряд проходят дети, достигшие десяти лет (если не ошибаюсь). За месяц-другой до обряда дети с родителями посещают церковь. Что за «спецподготовку» проходят дети, не знаю. Известно лишь, что в церкви дети проводят полчаса-час (в каждой церкви по-разному).

На выходе из церкви я ловил родителей, и с улыбочкой после «Prego!» вручал рекламку. За пять минут все сорок-пятьдесят листовок обретали нового владельца, а я топал к машине шефа. Что рекламировал? Детскую одежду. В день обряда девочек наряжают как невест — в пышные платья, неотличимые от свадебных. Мальчиков — в костюмы с бабочками (или то были фраки?). Для семьи этот день — огромный праздник.

Цена нарядов такая, что пробивает в бюджете родителей серьёзную брешь. Простенькое платьишко затягивает на три сотни евро. К платью нужны туфельки, носочки, платочки, бантики, и конца-краю прибамбасам не видно. В магазине моего шефа продавалось всё, что нужно родителям, чтобы снарядить своих чад к обряду. Я рекламировал дорогущую детскую одежду.

Что поражало: за редчайшим исключением родители брали рекламные листовки с крайним вниманием, дружелюбием и интересом. Иногда даже выстраивалась очередь человек в пять-шесть. Столь внимательное отношение к рекламе мне в диковинку. Я привык видеть, как наш народ, ненавидящий рекламу, обходит студентов-«рекламораздавателей» десятой дорогой. Возле неаполитанских церквей реклама шла нарасхват. Отдачу реклама начала приносить уже через неделю. Да ещё какую отдачу! Шеф пару раз даже не смог отвезти меня на работу — в магазине его жена одна с наплывом покупателей не справлялась.

Работал я на рекламе двадцать дней. Зашибил свою сотню, выучил адреса всех окрестных церквей, и получил ещё одну «сверхприбыльную» работу.

Червонец за два часа прогулки

Праздников, особенно церковных, в Неаполе не счесть. Чуть ли не каждый день в церквях кого-то чествуют, и обязательно с фейерверком. Не в этой церкви, так в другой, но найдётся, в честь кого дать салют. Чего-чего, а церквей в Неаполе — на каждом шагу. На улочке в триста метров — три огромные церкви. Где они находят столько прихожан?

Вернусь к червонцу за два часа прогулки. Однажды заглянул я к своему рекламному шефу не вечером, а утром. Шеф без разговоров повёл меня в магазин одного из своих многочисленных племянников. Приходим. Угрюмый на вид племянник шефа без лишних слов вручает мне пачку бумаги и червонец. Задача: в пачке — сто объявлений, по одному на каждый магазин, что стоят на главной улице. Вперёд!

Что за объявления? Вчера местная коммуна (нечто вроде горсовета) решила, что завтра будет праздник. Вот так всё просто — собрались реальные пацаны и порешили: послезавтра будет праздник, всем радоваться! Решили вчера, а народ узнал о празднике сегодня. По праздникам магазины закрыты. Как оповестить владельцев магазинов, что покупателей завтра не будет, и открывать магазин смысл не велик? Обзвонить? Дорого и долго. Проще нанять человечка, который разнесёт по торговым точкам копии постановления коммуны.

Управился я за два часа, обойдя магазины прогулочным шагом. Больше всего мне понравились ювелирные салоны. Уже с первого я понял, что для сих заведений рылом не вышел. Меня оценивали сквозь пуленепробиваемое стекло дверей, и внутрь не пускали. Смотри на товар снаружи, сквозь витрину, а за дверь пройдёшь не раньше, чем мы убедимся в твоей платежеспособности. Объявление оставь на полу у дверей. Чао!

Когда вернулся отчитаться о проделанной работе, заметил перемену: угрюмый племянник шефа сиял, а продавцы в его магазине мне улыбались, будто я знаменитость. Оказалось, племяннику шефа позвонили все его знакомые и родственники из числа владельцев магазинов, где я побывал с объявлениями. Все без исключения сказали, что я — супер-пупер разносчик объявлений. Честно разнёс все до единого, а не выбросил пачку на ближайшую мусорную кучу, как остальные разносчики. В следующий раз, заверил меня племянник, он знает, кому звонить в случае, если понадобится разнести объявления.

Проверку я прошёл. Жаль, вскоре я нашёл работу другую, и по червонцу за два часа прогулки больше не получал — новая работа съедала всё время без остатка. Гуляя по магазинам с пачкой объявлений, я почти в каждом спрашивал, есть ли для меня работа. Вакансий не нашлось, зато я узнал, куда соваться больше нет смысла. Отрицательный опыт — он ведь тоже опыт.

Смерть желудку

В качестве награды за честный труд племянник шефа потащил меня в бар. Я сопротивлялся, потому как знал, чем меня хотят награждать. Если у нас в благодарность приглашают на пиво, то в Неаполе — на кофе. Ладно ещё, если бы в баре можно было присесть, расслабиться. Так нет, надо стоять. Видимо, в стоянии заключён какой-то местный кайф.

Присесть в баре при всём желании негде. Ни стульев, ни столов. В наличии только барная стойка и кофе на дне чашки крепостью в 140 ударов пульса и густотой не жиже сметаны. Настоящий неаполитанский кофе. Напиток для тех, кому сон противопоказан. На каждой чашке такого кофе должна мигать красными буквами надпись «Убей желудок!».

Даже привыкшие к крепости «каффэ наполитано» уроженцы Неаполя перед тем, как пить этот напёрсток концентрированного кофеина, выпивают залпом стакан ледяной минералки. Затем — залпом почти кипящий кофе. Лёд и пламень… Бедный желудок!

В тот день я таки выпил свою порцию яду. Не хотел, чтобы свежеочарованный моей светлой и честной персоной работодатель запомнил меня иностранцем, ни черта не понимающим в прекрасном неаполитанском кофе. Смешного мало — нередко за отказ выпить с ними кофе неаполитанцы обижаются не на шутку.

Я брезгливый. Очень. На трезвую голову пить из одной чашки с другим, пусть даже сверхчистоплотным, не могу. К моему ужасу многие неаполитанцы считает нормальным отпить глоток кофе и протянуть чашку собеседнику: на мол, брат, допей. Реакция на отказ равносильна нашему: «Так ты меня не уважаешь?!».

Хвала Всевышнему, племянник шефа пить со мной кофе «на брудершафт» не планировал. Мы только выпили по три порции кофе, поболтали, и разошлись. Весь день до вечера я проклинал свою опрометчивость — мой желудок те три чашечки кофе вспоминал мне по всей строгости.

Супермаркет

За всё то время, что я раздавал рекламу возле церквей, другая работа наклюнулась только однажды. В десяти минутах ходьбы от квартиры, где я жил, я нашёл супермаркет. Там работали двое наших пацанов, и директора не материли. Хороший знак.

Я заходил в супермаркет каждый день и спрашивал директора: «Работа есть?». Через неделю директору я надоел, он психанул, и… позвонил своему брату (директору другого супермаркета). Через минуту договорился о встрече и пожелал мне удачи. Спустя двадцать минут я прибыл к брату. Топал пешком, почти бежал — автобусы туда не ходят. Взмок как цуцик, язык на плече. Опоздал на день. Вчера взяли на работу одного из наших. Пять минут разговора, и я отчалил. Я получу это место только, если тот, кого приняли вчера, будет работать плохо.

Перед уходом я посмотрел на счастливчика, и махнул на это место рукой — парень работал за троих. Летал, как электрогрузчик. Я бы в таком темпе загнулся уже через пару часов. Понятное дело, тёплое место терять — надо быть идиотом. Тёплое место не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Неаполь стоит на берегу моря, и зима в нём — один сплошной мерзкий дождь. Работать на улице — сырость пробирает до селезёнки. Почему я не заглянул в этот супермаркет раньше?

Глава 8. Дед

Вторая работа

Пришёл домой после раздачи рекламы у церкви. Хозяйка квартиры села на уши, коты носятся по кроватям, вонь котячьих меток и мочи режет глаза. Я бы пришёл к ночи, чтобы не слышать, не видеть, и не нюхать, но за день так находился в поисках работы, что ноги уже заплетались. Бог с ней, с Хозяйкой, и с её котами. Всё, что не убивает, делает нас сильнее.

Позвонил Друг. Его деду стало худо, и доктор потребовал перевезти старика в госпиталь. Вместе с дедом угодил в госпиталь и Друг. С утра и до вечера Друг в госпитале, рядом с дедом, на ночь возвращается домой.

В палату, куда определили деда, только что (дело было в семь вечера) привезли нового больного. Тоже старик, еле дышит. Деда оставлять на ночь одного родня боится — случись что, дед даже не сможет дотянуться до сигнальной кнопки, чтобы вызвать медсестру. Родственники не прочь нанять кого-то, кто бы присмотрел за их дедом эту ночь до утра. За «посидеть рядом с койкой» с восьми вечера до восьми утра заплатят 25 евро. Друг позвонил мне, чтобы спросить — не хотел бы я подхалтурить, и «ни за что» отхватить четвертак?

От счастья я был готов взлететь. Наконец-то первая реальная работа не за пять евро в день! Виза с дорогой мне обошлись в две с половиной тысячи евро, взятых в долг. Плюс затраты на съём жилья, питание, транспорт. Я сидел в чистом и глубоком минусе. Не хотел бы я подхалтурить?! Да я уже оделся, дожёвываю бутерброд, и стою в дверях! Шутка ли — четвертной за ночь! Бешеные деньги! И наконец-то можно свалить от Хозяйки и её котов! Yes!

Договор

Через четверть часа к условленному месту подлетел видавший виды «Фиат». Я забрался на заднее сидение, и машина рванула в направлении госпиталя. За рулём сидела невестка «моего» Деда, рулила похлеще Шумахера. Покрышки на поворотах визжали на весь Неаполь. Рядом с невесткой — дочь Деда, вжималась в сидение на каждом повороте. Как мне показалось, молилась. На такой скорости я бы тоже молился, только не знаю, как. По дороге, перекрикивая рёв движка, вой покрышек, и громыхание чего-то там в багажнике, обсудили условия контракта.

Я сижу с Дедом ночь, и получаю четвертак. Если наутро медперсонал госпиталя претензий на мой счёт не предъявит, я останусь ещё на ночь. Всего меня планируют одаривать четвертаками три-четыре раза — пока Деду не станет лучше, и его можно будет забрать домой. Таковы условия. Согласен?

Если они думали, что я откажусь, то они ошиблись. Я согласился раньше, чем они задали последний вопрос. Четыре ночи да на двадцать пять евро — выходит целая сотня! В палате возле Деда толпились сыновья, их жёны и друзья семьи. Через минуту после моего прибытия все засобирались, и принялись прощаться с Дедом.

Перед уходом каждый рассмотрел меня с головы до пят, и сказал, что семья доверяет Деда мне. На эту ночь Дед для меня важнее Бога. ОК? ОК. Можно подумать, без их предупреждений я бы скакал всю ночь на дедовой кровати, как на батуте.

Посиделки

Ближе к полуночи начало клонить в сон. В палате — четверо больных стариков и я. Кроме меня все дрыхнут без задних ног. Полумрак, сопение, сонное дыхание, да шипение кислородных масок. Со стороны коридора — ни звука, лишь изредка дежурный врач прошелестит мягкими кроссовками по коридору на вызов больного. К двум ночи вставил в глаза спички. Шипение кислорода убаюкивает, хоть вентиль закрывай!

Четыре утра. Борюсь со сном и слежу за Дедом. За то мне и деньги обещаны. Двадцать пять евро за ночь — слыханное ли дело! Особенно если учесть, что это первая серьёзная зарплата за полтора месяца. Знал бы я раньше, что это за работа, потребовал бы за ночь сотню. Мда… Да только кто б мне эту сотню дал?

К рассвету уже клевал носом. Чуть не заснул. Спасибо Деду, помогал: каждые четверть часа просил пить и заставлял проверять уровень воды в склянке, через которую в его маску поступал кислород. Ночь без сна. Приполз домой. Коты орут. У них весна. А через час и Хозяйка заявилась.

— Спишь? Ну, спи, спи. А вот я сегодня всю ночь не спала. Ну, ты спи, я тебе мешать не буду.

Через минуту — грохот кастрюль по плите, охи, вздохи, проклятия итальяшкам. Какой тут, к чёртям собачьим, сон?! Выхожу на кухню сутки не спавший. Чуть бодрее покойника.

— Уже проснулся? А я вот этой ночью не спала. А я тебе не рассказывала…

Очередная история, рассказанная раз тридцать, полилась ровным тоном под перезвяк кухонной посуды. Мои уши обвисли, как у спаниеля, но уговор есть уговор. Меня здесь терпят потому, что я котов не гоняю, и хозяйке есть, с кем поговорить. Дайте мне пулемёт, дайте!

Через час пришла соседка со свежими сплетнями. Так я в тот день и не поспал. Не идти же спать в парк на лавочку! Хотя, признаюсь, такая мысль мелькнула. Не пошёл не потому, что стыдно — дождь моросил весь день. Лавочка мокрая, а от промозглой сырости кишки в узел завязываются.

Вечером, после раздачи рекламы, поплёлся в госпиталь. Топать туда полчаса быстрым шагом. В голове — словно в пыточной камере: бетонные стены, и из-под потока мегафоном орёт хор «неспавших» Хозяек.

В ту ночь я заснул на посту. Прям за дедовой тумбочкой. Продержался до полуночи, потом не помню. Проснулся в три. Спал аж три часа! Роскошь неслыханная. Что творилось с вверенным мне дедом — не знаю. Просил ли он воды, было ли ему плохо, пытался ли дотянуться до кнопки вызова медсестры — не знаю. А ведь дед мог умереть! Как бы я потом себя простил?

Дополз до дома. Сил хватило только умыться. Есть хотелось как трупу. Свалился и заснул. Через час пришла Хозяйка.

— Спишь? Ну, спи, спи. А вот мне сегодня ночью коты спать не давали. Тот, что с порванным ухом, падлюка…

Выспался я ночью, возле деда. Нашёл в госпитале кладовку, а в ней — шезлонг-раскладушку. Разложился возле дедовой кровати, и к часу ночи провалился. Каждые полчаса дед просил пить. Зато потом я полчаса спал. Научился спать чутко и просыпался от малейшего движения Деда. В общей сложности спал четыре часа. Повезло.

Наутро попёрло по полной программе — Хозяйка вернулась с работы аж в два часа дня. С десяти до двух я спал. Блаженство — не передать!

Слово Деду

На четвёртый день врачи улыбались мне при встрече, медсёстры хлопали по плечу. Когда я сам начал менять в дедовой капельнице бутылки с лекарствами, медсёстры были в восторге. Ясен пень, ведь я выполнял их работу. Зачем я это делал? Так ведь медперсонал не дождёшься. Проще всё сделать самому.

Деду стало легче, и пришло время меня увольнять. Вечером родня собралась на семейный совет. На повестке сходки вопрос: зачем платить за пятую ночь, если Дед уже почти в норме? Дотянуться до кнопки вызова медсестры сможет, а большего и не надо. Придёт сестричка, и сделает всё, что понадобится. Решили меня уволить.

Прежде, чем огласить приговор, долго извинялись. Заплатили сотню за четыре ночи, пожали руку. Слово взял Дед. Жестом позвал невестку — она в семье самая деловая. Сказал, как отрезал: «Он остаётся!». Семья взяла под козырёк и удалилась. Я просидел с Дедом ещё шесть дней, до самой его выписки.

В последний день утром я попрощался с Дедом, и отбыл восвояси. Зарплату я получил накануне, всё чин чинарём. Дед сказал: «Увидимся!», я улыбнулся и вышел. Дед произносил «Увидимся!» каждый раз при прощании. Так в Неаполе (может, и во всей Италии, не знаю) говорят все. Нечто вроде нашего ни к чему не обязывающего «Пока!», вовсе не означающего: «Мы ещё встретимся!». Я так и понял: мол, прощай, паренёк!

Я ошибся. Прощаться со мной надолго Дед не собирался.

Или он, или никто!

Вечером позвонила невестка Деда. Спросила, как я смотрю на то, чтобы поухаживать за её свёкром дома? Как я смотрю? Ты что, спятила?! Да я ждал этой работы два месяца!

Вслух я, конечно, для приличия поломался, как старый ламповый телевизор прежде, чем показывать кино. Невестка грохнула мой телевизор кулаком: для начала платим пятьсот евро плюс полное питание, в следующем месяце зарплату поднимем. Я немедленно начал показывать нужное кино.

Через полчаса я получил работу «день-ночь», как её называют наши. Название расшифровывается просто: я сижу возле больного день и ночь. Выходные: четверг с обеда и воскресенье с шести утра до восьми вечера. Почему эту работу семья не предложила мне раньше? Со слов невестки Деда, планировалось нанять женщину. Одна сиделка даже была на примете. Дед, вернувшись из госпиталя, поставил вопрос ребром: «Или он, или никто!». Дед кричал, и никого кроме меня видеть рядом не хотел.

Почему? Всё, что Дед мне рассказывал, я слушал внимательно. Понимал я от силы процентов пять, ведь Дед говорил на чистом неаполитанском, но я понять старался, и Деду это ужасно нравилось. Дед обожал со мной «разговаривать». То есть он говорит, а я молчу. Болтал он без умолку, пока не заснёт. Где он ещё найдёт такого собеседника?

День первый и последний

К Деду прилагалась бабулька. Жена. Жила в той же трёхкомнатной квартире, в соседней с дедом спальне. Наличие в квартире дедовой жены в условия контракта не входило. Зря. Надо было взять доплату. Всю ночь бабулька разговаривала во сне и безбожно храпела.

Я спал в кресле напротив Деда, потому как отдельную кровать обещали привезти через пару дней. Дед всю ночь давал гастроли: порывался со мной поговорить за жизнь, просил воды, заснул под утро. Всю ночь шипел кислород — возле деда стоял здоровенный баллон. Мало того, что шипел, так ещё и булькала вода в системе подачи кислорода. Думал, заеду мозгами. За ночь успел прикорнуть два часа. После архинеудобного кресла тело ломило, как после прохождения сквозь строй.

Бабулька приготовила завтрак. На мой взгляд, это перекус, причём на пять минут. Остался голодным. Прошёлся по квартире. На стенах — снимки Деда со времён его молодости. Дед оказался капитаном здоровенного корабля. На снимках Дед весь в погонах и в наградах.

Каждые полчаса пичкал Деда таблетками. В перерыве зубрил по самоучителю итальянский. В этом плане работа «день-ночь» идеальна: времени море. Хочешь, учи язык, хочешь, пиши роман. Только не забывай о подопечном.
Весь день за окном — промозглая морось. В квартире холодно, аж кости сводит. Я — в двух свитерах. Дед — под двумя одеялами. Бабуля закутана как немец под Москвой. Милая старушка. Ходит и во весь голос разговаривает сама с собой. Казалось, слетаю с катушек.

К обеду бабулька включила отопление, пришла в комнату, где я с дедом, и кран на батарее прикрутила так, что батарея стала чуть тёплой. Это чтобы деду не было жарко. На то, что я от холода клацал зубами, она внимания не обращала.
В обед прибыла невестка Деда, накормила любимого свёкра с ложечки. Дед заснул. Каждые полчаса я Деда будил, чтобы помочь принять прописанные таблетки.

В пять вечера Дед не проснулся. В восемь я ушёл, оставив семью оплакивать Деда.