Из Оренбурга в Самару за счастьем

Здравствуйте, друзья! Раз уж я намереваюсь рассказать вам историю собственной жизни, причем ее достаточно крамольную часть, значит, я имею полное право называть вас друзьями. Переезд мой из Оренбурга в Самару корнями уходит в глубокую юность, когда я, молодая еще девчушка, переехала из деревни Николаевка, что в 15 км вдоль по Самаре, от места ее впадения в Урал, к сестре в Оренбург.

С сестрой у нас просто огромная разница в возрасте – 16 лет. Многие наши деревенские считали, что мы не сестры, а мать и дочь. Что Света меня «в подоле принесла». На самом деле я просто поздний ребенок, а то, что все детство со мной проводила Светланка – так это из-за ранних материнских инстинктов и извечной занятости родителей.

Деревня, кстати, у нас была хорошая. Никакого там пьянства и прочего разлада. После развала Советского Союза колхоз стал фермой и в принципе для людей мало что изменилось. Поэтому о бедной, плачущей деревне мы слыхом не слыхивали. И свое хозяйство было, и на ферме скот водился, и сеяли много, и всего всегда в достатке было. Но, какая бы хорошая деревня не была – а в город все равно тянет. Тем более, если ты девочка. Тем более, если красивая и тебе все об этом еще и твердят постоянно.

Хозяин фермы, зная мою страсть к химии и биологии (деревня – все всё о всех знают), предлагал помочь с поступлением на ветеринара в Оренбурге, чтобы я потом вернулась в родную деревню и лечила скот. Ветеринаром быть интересно, а вот возвращаться совсем не хотелось. Поэтому я отказалась и в начале 11-го класса сама уехала к сестре. Поступила там в школу. Ребята сразу прозвали меня Буренкой, они знали моё происхождение. На самом деле – дураки. Я была писаной красавицей. Высокая, фигуристая с длинными густыми пшеничными волосами. Глаза голубые, сама румяная, кровь с молоком, не иначе. А они обзывали Буренкой.

Девочки не звали меня в свои дела. К мальчикам я не шла сама. Вот и проводила, поэтому долгие вечера за учебниками, да компьютером, готовилась к поступлению в медицинский. За окном, а жили мы на улице Фугенфирова, была видна аллея, по которой мальчики и девочки из моей школы гуляли компаниями. Я им очень завидовала. Завидовала девочкам, за которыми ухаживали мальчики, оказывали знаки внимания. Мне, конечно, внимание тоже доставалось. Но почему-то они думали, что раз я из деревни, то совсем не разборчивая в людях и очень распущенная, что со мной можно делать все что угодно, а я слова против не скажу. Все было совсем не так. Все их пошлости я пресекала на корню. Что поделаешь? Я так воспитана.

У нас была традиционная семья, где честь ставилась во главу угла. Мы были бедные, но честные и гордые. Стоит упомянуть, что из Николаевки в Оренбург я переехала с одной сумкой. В ней уместились все мои вещи. Представляете? 16 лет и вся жизнь в одну сумку помещается. Сейчас, спустя, 12 лет, когда я захожу в свой гардероб (он не шкаф, а именно гардероб) и вспоминаю былые годы, то меня это очень веселит и умиляет. А тогда, я была принципиальная сельская отличница, которая решили покорить Оренбург.

Школа в скоро времени была окончена. Я к тому времени похудела до стандартов «городской чики» и практически ничего не выдавало моего деревенского происхождения. На мое счастье, никто в медицинский из моей школы больше не поступал. А в институте ни у кого и вопросов не возникало, что большую часть жизни я ходила за коровами, крутила им хвосты и мяла вымя.

6 лет Медакадемии пролетали как один большой марафон. Я мало спала и много училась. Всегда была инициативной, в числе первых всегда просила на всякие операции, стажировки, экскурсии. Целых 1,5 года отработала санитаром в отделении хирургии. Приучала себя не бояться крови. Признаюсь, что на первом курсе меня в жар бросало от одного ее вида, а от запаха вообще кружилась голова. Но все приходит с опытом. В последние месяцы работы санитаркой, я без труда и каких-то внутренних волнений могла завернуть в холщовую ткань только что отрезанную ноги. Для меня это было в норме вещей.

Оренбургская государственная медицинская академия

Летом, когда я приезжала погостить домой (фраза то какая странная «погостить домой») местное руководство уговаривало меня после ВУЗа возглавить фельдшерский пункт в деревне, поскольку нынешний работник – 65-летняя бабка Ефремовна, которая раньше подрабатывала абортами и все, мягко говоря, вообще сомневаются, есть ли у нее медицинское образование. Всем доподлинно известно, что опыт медсестры у нее был точно, и вроде как-бы она работала врачом в детской больнице Оренбурга, но потом у нее в поезде украли диплом и т.д. и т.п. На работу, в деревню, как вы понимаете, ее приняли уже после утраты дипломы. «Своя же, Николаевская, нихай поработает трошки», – говорили старики.

Счастье местных жителей, что медикаментов в фельдшерском пункте кроме активированного угля, парацетамола, ацетилсолициловой кислоты и аспирина отродясь не было. А то бы Ефремовна залечила всех. Здоровье у николаевцев было достаточно крепкое, да и они, как люди не прогрессивных взглядов, сначала самолечением занимались, а только потом шли к Ефремовне за советом. Обычно уже после выздоровления, чтобы похвастать. Мой дед, например, заболев, всегда шел к фельдшеру после того, как собьет температуру и немного утихомирит кашель. Мы у него спрашивали: «Деда, сейчас то зачем уже идти?». А он отвечал: «Ничего вы, молодежь, не понимаете, это я для порядка иду».

Хотелось мне, конечно, помочь родным сельчанам, но врачом «для порядка» я быть не желала. Да и прикипела к городу. У нас в Оренбурге и магазинов много и рестораны есть, и кинотеатры, и ночные клубы. И телом и душой отдохнуть можно. А в деревне что? Сельский клуб, где с кассет играют музыку десятилетней давности? Нет уж, увольте.

Оренбург

Когда я училась на 5-м курсе (всего их 6) сестра родила двойню. Мы жили в двухкомнатной квартире. В одной комнате сестра с мужем спала, в другой я. Как появились дети места стало не хватать. Женя, так мужа звали, работал машинистом электровоза. График рваный, работа ответственная. Надо обязательно высыпаться. А как тут вырвешься, если под боком два розовощеких младенца и день и ночь кричат? Женя стал спать в одной комнате со мной. Ничего не подумайте, никаких вольностей он себе не позволял. Просто спал на отдельном диване и дольше обычного находился. Мы все-таки традиционная семья, и о такой ерунде, как иметь какие-то отношения с кем-то из родственников, даже думать не смеем.

Конечно, постоянно присутствие Жени вносило определенный дискомфорт. Светланка из-за детишек стало нервной, злой. Срывалась на меня часто. Ее понять можно было. Меня тоже. Все-таки дом светланин, а не мой, поэтому я ушла в общежитие. Так, живя в общаге, я закончила мединститут. Общежитие у нас было типично женское, находилось оно на улице Блюхера, никакого отношения к академии не имело, просто нам одноклассник отца работал комендантом – дядя Сережа Биневский, тоже кстати выходец из Николаевки. Он то и помог мне устроиться. За что ему низкий поклон.

Вообще, я наблюдаю такую тенденцию, что деревня дружнее, приезжая в большой город мы друг за друга держимся, пока не упадем, а городские ребята совсем не такие. Даже если они вместе перебираются из маленького города в большой, то они все равно одиночки. Очень грустно, что деревня умирает. Мне кажется, что на деревне стояла вся Россия. Ведь какими бы мы не были городскими мачо или фифами, внутри каждого из нас находится душа просто землепашца или доярки.

Отвлеклась что-то я. Ушла в дебри рассуждений. Возвращаемся к моей истории непосредственно… Окончив Оренбургскую Медицинскую Академию я поступила на работу, куда бы думали? В военкомат. Окулистом. Профессия, которая напрочь убивает профессионализм. Показываешь молодым ребятам буквы и карточки, ставишь подписи и печати, выписываешь направления. Не для этого я красный диплом получала, не для этого хотела стать доктором. Я смотрела сериал «Клиника», понимала, что половина того, что там показывают – откровенная охинея, но я мечтала стать врачом. Спасать жизни, помогать людям, быть ценным специалистом. А в военкомате что? Большинство ребят с нормальным зрением и находятся в здравом уме. Естественно, что они служить не хотят. Если бы я брала все шоколадки и конфеты, которые мне предлагали, то я давно бы растолстела так, что масса теле перевалила бы за центнер. Если бы я принимала весь тот коньяк, что мне приносили, а затем пила его – алкоголизма была бы не избежать. Причем хронического, а в женском случае он еще и очень трудно лечится. Мне приносили деньги, я их не брала. Один мальчик предлагал щенка лабрадора. Было очень мило, но я сказала нет. В военкомате для молодой девочки-доктора самое страшное – не подарки и даже не скучная монотонная работа, а огромные амбалы-призывники, у которых просто слюнки текут от вида красивой девушки в медицинском халате. Современная порнография сыграла злую шутку с молодыми докторами-женщинами. Их желают, наверное, абсолютно все мужчины. По моему мнению, это желание навязано именно специфичным  кинематографом.

Ко мне приставали каждый день. Несколько раз огромные сильные бугаи-призывники зажимали меня в моем собственном кабинете. Один сумасшедший даже пытался изнасиловать. Представляете? В лучшем случае мне просто дарили цветы. В худшем – поджидали после работы и приставали на улице. Когда об этом узнал наш хирург – он вызвался провожать меня до дома (в те времена я уже снимала квартиру). Однажды он провожал меня и зашел на чай. Так и остался. Вместе мы прожили полгода. Потом, перед самым моим переездом в Самару решили, что такие отношения нам не подходят и расстались. Вова Перемыщев, мой самый милый и дорогой человек, дай Бог тебе счастья!

Переезд в Самару свалился на меня, как снежный ком. Там была отличная ординатура, где я смогла бы стать действительно классным специалистом. Не окулистом при военкомате, а офтальмологом, со специализацией «Патологии хрусталика глаза». Ни у кого тогда бы не повернулся язык назвать меня врачихой – доктором. Только доктором.

За день до того, как я решилась, в Оренбурге был очень сильный ветер. Он ломал ветки деревьев. Одной из таких веток мне выбило окно. Потом начался сильный дождь. На дворе был апрель. Прохладно. Я заткнула проломанное стекло одеялом, чтобы не дуло и проревела полночи. Нельзя, так дальше жить. Я же красная медалистка, у меня красный диплом. Всегда везде была на первых порах и вот тут уже почти как год, просто бессмысленно прожигаю жизнь в военкомате. Когда нет призыва, мы пишем отчеты и протоколы о призыве минувшем. Кому нужны эти документы? Эта статистика? Никто ее нигде не публикует и, наверное, даже не читает. Когда призыва нет, мы ездили по всяким заводам, а иногда и по воинским частям в качестве медицинской комиссии. Я знала тактильно и наизусть положение каждой буквы, я ненавидела своих пациентов. Мне надо было изменить свою жизнь. Врач не имеет права не любить того, кто приходит к нему за помощью. Только отдавшись полностью пациенту можно преодолеть недуг. Мы не столяры, это они могут не удалить сучок из доски и она, тем не менее, будет пригодна для использования. Если мы не удалим часть опухоли, если мы немножко не завершим свою работу, то человек или станет неполноценным или умрет. Вы понимаете какой уровень ответственности? Но это у нормальных докторов. Я же была просто врачихой из военкомата.

Созвонившись со знакомыми из Самары, я была вне себя от счастья. Мне предложили сразу там должность офтальмолога в неплохой поликлинике. Мне пообещали, что возьмут в ординатуру. Началась белая полоса.

За 2,5 года самостоятельной жизни я обзавелась кое-каким барахлишком. Теперь моя поклажа уже не составляла скромную сумку. Все-таки я была (не была, а есть!!!) видная девушка и большую часть своего заработка я тратила на вещи. Родители, за годы обучения в медакадемии, тоже старались мне помочь, как могли. После того, как мама два раза самостоятельно купила мне ужасные платья, я попросила помогать просто деньгами, без лишней инициативы. Кроме вещей у меня был свой письменный стол, компьютер, два кресла, небольшой комод с зеркалом и всякая кухонная утварь. За несколько недель до переезда, как я уже говорила выше, мы расстались с хирургом Вовой. Но он все-таки мировой человек, узнав о том, что я еду в Самару, он первым вызвался помочь. Вова продал два моих кресла (действительно, не везти же их за 400 километров). Помогал упаковывать вещи, а потом отвез сам отвез меня на своей старенькой красной Ниве, погрузив мой скарб в прицеп.

Что греха таить, после Оренбурга Самара показалась мне настоящим европейским городом. Оренбург тоже красивый и хороший, но ему не достает величественности, которая есть у Самары. На въезде в город нас встречали биллборды местной корпорации «Сок». Мы проезжали мимо Самарского железнодорожного вокзала, кстати, самого большого в Восточной Европе. Сразу снять квартиру мне денег не хватило. Все-таки зарабатывала в Оренбург я не много. Пришлось довольствоваться комнатой. Зато в самом центре города – на улице Чапаевской, недалеко от площади Куйбышева. Конечно, до работы, а она у меня была около сквера имени Михаила Калинина, было очень неблизко, но мне все нравилось. Мне нравилось наблюдать за городом из окна автобуса. Город жил,  город был жив, он расцветал весной, и вместе с ним расцветала я.

На работе теперь вместо хамовитых призывников чаще всего у меня оказывались маленькие дети. Они были такие милые и чистые создания, что иногда, после того, как они уходили, я не могла сдержать слез. Оказывается, работа санитаркой не сделала меня черствой.

Самара – огромный промышленный город. С точки зрения экологии он вообще выглядит не очень привлекательным. Заводы выбрасывают в атмосферу слишком много вредных веществ, что сказывается на здоровье горожан. Многие дети рождаются уже больными, не потому что их матери во время беременности пили алкоголь или употребляли наркотики, а по причине именно плохой экологии. Обидно, детишки ведь ни в чем не виноваты.

Пожив на Чапаевской в съемной комнате, я сняла однокомнатную квартиру на Чкалова. В те времена между Тольятти и Cамарой построили Икею. Там то я и собиралась прикупить себе всю необходимую мебель, а то квартиру мне сдали с абсолютно голыми стенами. Вариант с Икее оказался ошибкой. Спустя несколько лет, когда я покидала Самару ради Ростова-на-Дону, многострадальная Икея по-прежнему была не сдана в эксплуатацию. Мне кажется, что магазин не открыт до сих пор.

Проблема мебели в новом незнакомом городе и новой квартире сейчас решается достаточно просто. Был бы интернет под рукой. Там на различных сайтах объявлений есть множество предложений, типа «Отдам в добрые руки шкаф. Вывоз за ваш счет». Таким методам я разжилась мебельной румынской стенкой, за которую мы родители 20 лет назад любому глаза были готовы выцарапать, кованой кроватью с совсем не провисшими пружинами (что редкость), для этой кровати матрас я купила новый. Свой старый японский телевизор «Funai» мне отдала коллега. Вешалку для верхних вещей я купила в «Доме Быта», расположенном неподалеку. За холодильник на блошином рынке я отдала 1000 рублей и еще 1000 за доставку. Плита стояла. Раковина была тоже. Через месяц обзавелась обеденным столом и двумя стульями. Вскоре подоспел и старенький сервант, а то бедным тарелкам и кастрюлькам приходилось ютиться на подоконнике. Не скажу, что получилось уютно, но жить было можно. Выделываться дорогой мебелью мне было не перед кем.

Климат в Самаре мягче Оренбургского, город более чистый, солнечный, веселый. Во время своих туров по стране сюда обязательно заезжают звезды эстрады, а в Оренбурге на моей памяти выступали только стремительно стареющие «Стрелки» и «Иванушки International». В скором времени, когда Самара и Тольятти, а так же ближайшие города – Жигулевск, Чапаевск и т.д., сольются в единую агломерацию, то на поволжской земли вырастет огромный современный мегаполис. Чтобы там не говорили про агломерацию на черноморском побережье – Большой Сочи, агломерацию близ Новосибирска (с Томском, Кемерово и т.п.), но сначала в единое пространство сольются Тольятти и Самара.

В первую очередь это будет хорошо для Тольятти, все-таки от старшей сестры городок-автоваз отстает прилично. Если я буду перечислять проблемы по пунктам, то мы не остановимся до вечера. Поэтому лучше посетите сами. Сначала Самару, а потом Тольятти.

Самара ­– не столичный город. Даже в столицах федеральных округов бытует это московское противное высказывание: «Понаехали тут!». В Самаре очень доброжелательные люди. Работодатели здесь очень рады новой рабочей силы. Этнически в городе преобладают русские. Татары, кавказцы и казахи тоже есть. Их немного. Никто их не притесняет.

Самара находится на левом берегу Волги. Природа красивая, река красивая, люди хорошие. Я влюбилась в Самару с первого взгляда и до сих пор к ней питаю самые нежные чувства. Конечно, в новом городе, нелегко найти сразу свой круг общения. Чтобы как-то занять себя и не спутаться с первыми попавшимися людьми, я начала писать статьи, в разные женские интернет-журналы, пишу их, кстати, до сих пор. Скорее не для заработка, а как хобби. О медицине, красоте, психологии. Тогда, в Самаре, мы довольно быстро  начали переписываться с читательницами, некоторые из них жили со мной в одном городе. Впоследствии одна из таких читательниц стала моей лучшей подругой и познакомила меня с моим нынешним мужем. Если он прочтет этот рассказ, то наверняка обидится на слово «нынешний», поэтому сразу внесу поправку: с моим единственным и неповторимым Толенькой. Спустя 2,5 года после приезда, когда мы с Толей уезжали в Ростов, я со слезами на глазах прощалась с городом. Со своей уютной квартиркой, где ничего не осталось от той первоначальной мебели, типа старой румынской стенки. Самара – не туристический город. Здесь нет ни больших пляжей, ни красивых достопримечательностей, но, тем не менее, он достоин того, чтобы вы ее посетили.

Приезжайте в Самару, город, где я обрела счастье.