Переезд из Караганды в Санкт-Петербург

Здравствуйте, друзья! Меня зовут Константин, мне 28 лет. Пять лет назад я переехал из Караганды в Санкт-Петербург. Об этом и хочу вам поведать. Постараюсь сделать это интересно. Итак, начали…

Родился я в Казахстане в 1984 году. Тогда еще ничего не предвещало беды. Люди верили в стабильность и мечтали об отпуске в Болгарии. Я ни о чем не мечтал, просто рос обычным мальчишкой в городе Темиртау.

Темиртау – это город-сателлит Караганды. На автобусе до областного центра с автовокзала нашего города было ехать всего 40-50 минут. Рукой подать. Отец мой работал на металлургическом комбинате, а мама там же трудилась медсестрой. Жили мы и проблем не знали.

В 1991 году развалился Советский Союз. Моментально начала загибаться казахская экономика. Никому наш дорогой металл оказался не нужным. Россия добывала металл на Урале и в Курске, а ни с кем другим торговать мы не умели. Почти десятилетие потребовалось металлургическому комбинату, чтобы выйти на азиатские рынки со своими продуктами. Для этого пришлось повысить качество, оптимизировать производство и снизить цену. Но это было уже в начале 2000-х, а тогда, в 90-е, бедствовал весь город.

Отец попал под вторую волну сокращения и подрядился устанавливать памятники на кладбище. Работа хоть и тяжелая, зато хорошо оплачивалась. Их артель, состоящая из каменщика, гравера и двух монтажников, первое время вообще бед не знала, пока в малый бизнес не хлынули остальные безработные. Мало у кого получалось хорошо вести дело. Люди зарабатывали копейки сами и не давали никому другому заработать. Конкуренция была колоссальная. Все что-то продавали, что-то делали. Некачественно, непрофессионально, но делали.

Настоящий кризис в Казахстане настал в 96 году. В тот год мы жили вообще без света и горячей воды. Их просто отключили. Я помню, как отец приносил откуда-то генератор, мы с его помощью нагревали воду в ванной, а потом закрывали плотно шторами окна и очень тихо смотрели телевизор. Важно было, чтобы никто не узнал о том, что у нас в доме есть электричество. Народ в то время был так взвинчен, что нас легко могли обвинить во всех смертных грехах. Честное слово. Беспорядки были  на каждом углу. Иногда люди, замученные безработицей, собирались в группы и грабили склады или магазины. Так делали очень многие. Милиция старалась не ввязываться в эти инциденты. Оно им надо? Самим есть нечего, да и столкновения лишние ни к чему. В 90-е годы в Казахстане все очень боялись гражданской войны.

В один из дней отец решил, что стало слишком неспокойно и купил два пистолета. Один из них, газовый, официально, а второй, боевой пистолет Макарова – нет. Несколько раз ему довелось даже применить оружие на улице, но, слава богу, что он никого не убил и не покалечил.

Сомнительные занятия отца в то время неизменно оборачивались благом для всей семьи. Мать хоть и переживала насчет того, что он постоянно носит с собой оружие, уходит рано утром и возвращается поздно вечером, но в душе была рада, что живем мы  неплохо и ни в чем не нуждаемся. Чтобы не выделяться на фоне общей нищеты нам приходилось делать вид, что у нас тоже все плохо. В 13 лет, в 1997 году мне тайно купили первый компьютер. Никому во дворе или школе об этом  говорить было нельзя. Отец дарил матери золотые украшения, которые она надевала только дома у зеркала. Появляться в драгоценностях на улице было опасно.

Вопрос о переезде с каждым днем становился все острее. В 1998 году сестра окончила школу и отправилась учиться, вопреки ожиданиям, не в индустриальный институт, который у нас из окна был виден, а уехала в Караганду. Там она стала студенткой Медицинской академии. Сестра ездила домой каждые выходные и постоянно хвалебно отзывалась о своем новом городе. И работы, мол, там хоть отбавляй и зарплаты выше и парни красивее, и продукты в магазинах вкуснее и дешевле. Складывалось впечатление, что Караганда – это просто филиал рая на Земле. Отец потихоньку стал задумываться о переезде.

Вообще во всех вопросах, кроме денежных, он был очень тяжел на подъем. Если бы не один инцидент, произошедший с сестрой, то наверняка мы бы до конца своих дней так и остались в Темиртау.

В Караганде какой-то «папенькин богатенький сыночек» активно ухлестывал за нашей Дашей. Не давал ей прохода, приставал, делал недвусмысленные предложения и т.п. Конечно, такое поведение, если не переходить границы дозволенного, очень нравится девушкам. Но вот беда, мальчик однажды попытался эти границы перейти. Даша рассказала обо всем родителям, и отец поехал вместе с ней в Караганду, наводить порядок. Разговор был долгий. «Богатенький сыночек» недолго думая к делу подключил своего отца и пошло-поехало. Я, к сожалению, всех подробностей не знаю. Но итог был таков: молодой человек пришел и извинился перед Дашей. Во время этого мероприятия присутствовала вся его семья и вся наша.

Через 3 недели мы купили квартиру в Караганде. Отец перед переездом сказал: «У нас слишком красивая дочь. Мы должны оберегать ее. Давайте переедем».

Я не знаю, где папа взял деньги, но в Караганде квартиру мы купили, а в Темиртау  не продали. Жилплощадь осталась не потому, что ее хотели оставить, просто она никому не была нужна. Не было спроса в Темиртау на квартиры в те годы, вот и все дела. Много брошенных домов и квартир осталось после того, как их покинули хозяева, уехавшие в Алма-ату, Москву или еще куда-то.

В Караганде мы поселились на улице Гоголя. Практически во дворе у нас стоял национальный банк Казахстана. Отца очень раздражало это соседство. Он родился и вырос в Казахстане, но казахов как-то полюбить не смог. С ними он никогда не общался, еще и нам с сестрой запрещал.

Через двор от нашего дома располагалась моя 88 гимназия, там я учился в старших классах. С другой стороны нашего дома, напротив национального банка Казахстана, стоял супермаркет Сокол. Все было очень близко и удобно, в пешей доступности.

Я назвал Сокол супермаркетом по привычке, настоящие супермаркеты, в нашем российском понимании появились в Казахстане только в середине 2000-х. Когда мы переехали в Караганду Сокол был типичным советским универмагом. Вообще там все было типично советское. Надо отдать должное городским властям, им удалось сохранить в надлежащем качестве все то наследие, что осталось после распада СССР.

Сейчас, конечно, город совсем другой. Он становится похож на российский областной центр средней руки. Что-то типа Саратова или Томска. Сейчас очень хорошо продается за рубеж карагандинский уголь, весь Казахстан кормится карагандинским хлебом, пивом и конфетами. На российских прилавках есть карагандинский маргарин, а в приграничных районах можно встретить знаменитое «Карагандинское пиво». Что делает казахские продукты такими популярными? Приемлемое качество при низкой цене. Если говорить о рентабельности пищевой промышленности, то по объемам прибыли пищевая промышленность Караганды уже давно перекрывает машиностроение.

На самом деле экономические проблемы в Караганде не самые острее. Всех больше волнует национальный вопрос. Южный и центральный Казахстан, начиная от Астаны, контролируется казахами. Их там уже больше, чем русских и они контролируют всё. Северный Казахстан находится под русским влиянием. Там даже казахи не знают своего родного языка. Большинство газет выходит на русском, важные должности на предприятиях, как частных, так и государственных, занимают и русские и казахи, вне зависимости от национальной принадлежности, только исходя из профессиональных характеристик.

Национальная беда в Казахстане на самом деле пошла с юга. Именно там начались волнения по поводу того, почему казахами управляют русскими? Мы сами с усами! Притеснения русских на юге спровоцировали массовые миграции. Кто мог, перебирался сразу в Россию, у кого не получалось – останавливались на Севере и ждали, пока русское консульство рассмотрит их документы на предоставление гражданства. Сколько я знаю людей, желавших перебраться в Россию – все перебрались. Россия приняла всех. В приграничных территориях типа Омской области, Астраханской, Оренбургской, Челябинской в последнее время даже стало увеличиваться количество населения. Не за счет рождаемости, конечно, а благодаря переселенцам из Казахстана.

Когда я заканчивал школу, у нас начались распри с казахами. Регулярно устраивались массовые драки русские против казахов. Любовные отношения между разными нациями тоже не поощрялись. Сколько девичьих слез из-за этого было пролито и сколько мальчишеских синяков и шишек получено – не сосчитать. До того дошло, что районы стали формироваться по национальному признаку. Нам повезло. У нас был русский район, но в каких-то трехстах метрах, за проспектом Нуркена Абдирова начинался уже казахский город. Сейчас я вспоминаю о былых временах с улыбкой или даже усмешкой, а тогда реально было страшно.

Отец в те годы приобрел с товарищами колбасный завод. Выпускали они чудесную колбасу из конины. Никогда больше я такой вкусной колбасы не встречал. Владельцами завода были русские, все важные посты в отделах сбыта и на производстве тоже русские занимали. Непорядок! Предприятие каждый месяц посещали проверки. Шерстили производство, бухгалтерию, личные дела работников. Искали крючок, за который можно было бы зацепиться и начать раскручивать. Крючка не нашли, на удивление бизнес был честным. Кому надо платили, лишнего на себя не брали. Тогда отца просто вызвали на улицу Альжанова, в прокуратуру и сказали честно: «Продали бы вы свой завод. Не дадут вам нормально работать. Езжайте в Россию, развивайте свое дело там. Сами же все понимаете». Конечно, отец упирался, принимал все в штыки: «Куда я поеду? Я здесь родился. Отец мой отсюда родом. Казахи меня прогнать решили? Казахи? Никуда я не поеду! Никуда!». Батя тогда запил крепко, а проверки тем временем продолжались. В один из дней отцу и его компаньонов что-то сожгли, толи цех, толи склад, толи офис. Через месяц завод был продан, а отец уехал в Россию разведывать обстановку и проверять почву для переезда.

Когда отец уехал я учился на втором курсе в Карагандинском государственном университете им. академика Букетова на математическом факультете. Евней Арстанович Букетов, по-моему, был первым казахским академиком. Не буду углубляться в оценку его вклада в науку и технику, но у нас в университете всегда говорили, что членом академии наук Букетова взяли потому, что там нужен был казах, тогда из всех республик хоть один человек, но заседал в академии наук. Когда я учился, ректором университета стал Ермек Мусалимович Кубеев, карьерист и настоящий функционер. Его выбрали ректором опять-таки потому, что во главу одного из лучших ВУЗов страны надо было непременно поставить казаха. Начало правления Кубеева как раз пришлось на эпоху кардинальных перемен, когда с русскими, русским языком и Россией собирались бороться самыми серьезными мерами. Помню, как Кубеев издал указ о том, что часть предметов должна преподаваться на казахском языке. В то время мы на третьем курсе учились и руководство университета почему-то решило, что дополнительные главы математического анализа обязательно должны преподаваться на казахском. Комичности ситуации добавляло то, что практику у нас вел молодой русский парнишка. Казахского он не знал абсолютно, поэтому первую пару пытался вести с листка, на котором были написаны казахские слова в русской транскрипции. Потом мы с ним договорились, что будем общаться на русском, но если кто-нибудь зайдет, то перейдем на казахский.

Русско-казахские проблемы нарастали, как снежный ком. Отец вернулся в Караганду мрачнее прежнего. Бизнес не пошел. Не было у них в Тюмени нормальной «крыши», кто-то наехал и пришлось очень много платить. Отец за два года мытарств в России постарел лет на пятнадцать точно. Он много пил и сильно скучал о былых силах и былой активности.

Отец, кстати, выступил главным инициатором того, чтобы я уехал: «Костя, ну ты же молодой. Не добьешься здесь ничего. Езжай пока семьи нет и силы есть». Послушал я батю и поехал.

Вообще у нас в семье с ним спорить не принято. Отправился я в Санкт-Петербург. Почему не в Москву? У меня там никого не было, а в Питере жил лучший друг детства Сашка Козлов. Он на год был старше и сразу после школы переехал в Северную Пальмиру к отцу. Родители Сашки развелись, когда он был совсем еще ребенком. Козлов-старший уехал в Петербург, неплохо устроился там, и как пришло время подтянул за собой сына. Спустя 7 лет к ним и я подъехал.

Разумеется, в планах у меня не значилось стать нахлебником в семье лучшего друга. Просто нужны были люди, которые в случае чего могли похлопать по плечу, одобрить, отговорить, ответить на вопросы.

Первоначально в Питере я снял комнату. В этом мне помогал риэлтор. Выкладывать много денег за жилье не хотелось, все-таки на тот момент я не имел вообще никакой работы, а каждый месяц просить денег у отца не хотелось. Те комнаты, что мне предлагал агент были, мягко говоря, не комильфо. То сама по себе комната убитая, но соседи какие-то мутные, то ценник высокий. Оптимальный вариант был найден через три недели. Все это время я жил у Саши. При переезде в Питер, или любой другой большой город, лучше не жадничать и обратиться в агентство недвижимости. Да, вы переплатите, но зато получите жилье наверняка. Нет никакой гарантии, что под частным объявлением не скрываются аферисты.

Комната моей мечты была найдена на Среднем проспекте Васильевского острова. Конечно, если бы вы увидели эту клетушку, то подумали бы, что мечты у меня довольно низменные, но ничего не поделаешь. Видели бы вы те варианты, которые предлагались до этого. После них 16 квадратных метров на Васильевском выглядели настоящим дворцом. Что мне еще понравилось в этом жилище – район. Район просто замечательный, так сказать, с историей. И магазины все под боком и метро, погулять тоже есть где. Спустя  год счастливой жизни хозяин решил поднять арендную плату, причем сразу на четыре тысячи рублей. То есть было семь, а стало одиннадцать. Грабеж средь бела дня. Обращаю ваше внимание, что на дворе был 2008 год, а то вы будете удивляться где я такие цены нашел. Вообще, я считаю, что если хозяин любит поднимать арендную плату – значит, от него надо съезжать. Ладно бы он поднимал на величину инфляции, но не на половину же?

За время жизни в Петербурге я познакомился с чудесной девушкой, коренной ленинградкой. Родители ее, кстати, очень любят название Ленинград, но недолюбливает Петербург, поэтому именуют себя не иначе как ленинградцы. По знакомству, нам с ней, удалось очень дешево снять двухкомнатную квартиру на Московском проспекте, у метро Технологический институт. В 2008 году это жилье обходилось нам за шестнадцать тысяч рублей в месяц. Сейчас мы платим больше – двадцать три. Конечно, данная стоимость не соответствует городским реалиям. Нигде в Питере приличной двухкомнатной квартиры с конечной суммой аренды в 23 тысячи рублей сейчас не найдешь.

Наверное, Петербург – это по-настоящему мой город, поскольку с работой мне тоже повезло. Я вышел на работу на четвертый день после переезда. С тех пор занимаюсь деревообработкой. Сначала, конечно, получал немного, но сейчас меня повысили, поручили новые направления и в общем на жизнь жаловаться не приходится.

На самом деле в Питере найти работу по специальности математику из Казахстана практически не реально. Слабы у казахов фундаментальные науки, никуда от этого не деться. Сильные преподаватели стремятся сразу же уехать в Россию, а очень сильные – на Запад.

Санкт-Петербург после Караганды – это, конечно, культурный шок. Атмосфера в городе особенная, природа красивая, не степь голая, как в Казахстане, а настоящие леса. Я просто влюбился в боры. Хоть Питер и входит в пятерку крупнейших городов Европы, но он очень близок к природе. Гатчина, Невский лесопарк, Сосновка – меньше часа на автомобиле и ты там. Социальный уровень петербужцев выше, чем у карагандинцев. У людей уже совсем иные проблемы. С ними можно говорить не только о работе, деньгах и соседях. Я нигде не встречал таких интересных собеседников, как в Питере.

Пользуясь случаем хочу поблагодарить Сашку Козлова. Если бы не он вряд ли бы я смог стать россиянином. Любопытно, но я до сих пор прописан у него в квартире на Лиговке. Без штампа-прописки и Сашиной доброты я бы никогда не смог гордо сказать, что я россиянин. Отец в Караганде совсем отошел от дел, и они с матерью планируют переехать в Томск к дочери и ее семье. Я, как куплю квартиру, тоже сыграю свадьбу.

Очень здорово, что наша семья смогла вырваться из Казахстана. Сейчас многие говорят, что там уровень жизни выше, чем в России. Все это вранье. Конечно, есть определенные социальные группы, живущие очень хорошо, но и в России есть богачи. Здесь у нас часто врут в средствах массовой информации, а в Казахстане только вранье и пишут. Если верить газетам, то в конце 90-х, когда мы сидели в Темиртау без горячей воды и электричества, в стране было все нормально. Представляете? Это нормально, что на пороге 21 века у людей нет электричества? В порядке вещей, считают казахские политики и историки.

В Петербурге я могу ходить в музеи, в театры, в кино, ездить с друзьями на природу, играть в футбол, ходить в паб, а там? Мы приходили вечерами домой и обсуждали новости. Все вечера напролет мы только и делали, что судачили. Это ужасно.

Если вы хотите изменить свою жизнь – меняйте. Много сил для этого не надо. Достаточно просто иметь голову на плечах. Мы вот, выходцы из Казахстана, переехавшие в Питер, каждый второй четверг месяца собираемся на улице Ломоносова в баре «Ломоносов» и общаемся. Эти встречи ни к чему не обязывают. Мы все реже вспоминаем Казахстан и тот ужас, через который прошли. Хорошо, что всё уже в прошлом. Так что и вы ничего не бойтесь. Не нравится ваш город? Собирайте вещи и в путь.